[moonymaarius]

Название: Watchman
Фандом: Sherlock BBC + Supernatural
Пэйринг: жирнющие намеки на Дин/Кастиэль и Джон/Шерлок
Рейтинг: G (возможно PG-13 за общую нагруженность?)
Саммари: Шерлок - падший ангел. Шерлок прыгает с крыши, и у него нет плана. Зато у Шерлока есть брат, и брат кидается ему на помощь.
Комментарий 1: В фике множество совершенно не скрытых и совершенно намеренных отсылок (вплоть до цитат) к графическим романам мастера Алана Мура, в большинстве своем к 'Watchmen'. Так же присутствуют не менее намеренные, но чуть менее очевидные отсылки к творчеству других авторов: от Джека Лондона до Стивена Фрая. Тем, кто найдёт - печеньки.
Комментарий 2: Таймлайн "Шерлока" - конец второго сезона, таймлайн 'Supernatural' - после пятого.
Предупреждение 1: Автор осознает, что его Кастиэль - очень ООСный Кастиэль, но произошло это не случайно. Автор готов по этому поводу подискутировать, но если вкратце: он не доволен канонным развитием персонажа и, всей душой восхищаясь изначальным образом и игрой Миши, не верит, что столь древнее и могущественное существо иногда может делать и говорить то, что делает и говорит в сериале. Посему предлагает свою версию, взяв на себя смелость написать POV Каса. Так же очень возможен и ООС Шерлока, объясняющийся, впрочем, совершенно нетипичной для него ситуацией и альтернативной трактовкой фактов его прошлого.
Предупреждение 2: Никакой романтики. Никакого фансервиса. И не спрашивайте зачем я вообще это написала.

Конечно, я почувствовал, когда это случилось. Его смерть словно обожгла меня изнутри: я и прежде испытывал это множество раз, когда умирали мои братья и сестры. Когда я сам убивал их.

Я почувствовал это сразу же или даже за пару мгновений до. Я старше этой планеты, и время здесь для меня не похоже на поток воды. Оно скорее напоминает густую, колеблющуюся массу: податливую, но никогда до конца не подвластную. Я могу почувствовать её сердцебиение, если прислушаюсь: оно влажное, легкое и сбивчивое, словно раненная птица бьет крылом по воде. Иногда я нечаянно вижу, каким будет следующий удар. Наверно, я и вправду узнал о его гибели немного раньше, чем все произошло.

Боль физическая стала лишь отголоском краткой душевной агонии - агонии новой потери, чувством, в котором не было ни капли ангельской сущности. Эту боль мне привили люди. Всё, увиденное мной за многие миллиарды лет, меркло пред тем, что подарил меня один человек. Он показал мне сострадание и жертвенность, заботу и доверие. Что по сравнению с этим создание новых галактик и падение великих цивилизаций? Мой человек научил меня любви, и от него я так же знаю, что в конечном счете важнее семьи нет ничего на свете.

И я сделал так, как поступил бы он: кинулся к брату, расправив крылья.

Холодный лондонский воздух ударил мне в лицо.

___

Я вижу как его тело касается земли, и кровь начинает разливаться по серому асфальту, словно распускающийся алый цветок. На бледном лице, его яркие застывшие глаза похожи на драгоценные камни. Кто-то мог бы подумать, что он лежит здесь уже целую вечность, если бы не жуткая краска, успевшая прописать волосы и воротник пальто.

И тут я понимаю, что не так: его крылья.

Невидимый для окружающих, я подхожу ближе и, присев, касаюсь рукой шершавой бетонной поверхности, прямо в том месте, где должен был остаться выжженный отпечаток - рисунок пеплом, последнее наследие небесного война. Но ничего. Там нет абсолютно ничего. Ни малейшего остатка внеземной энергии, живой или потухшей.

Здесь его зовут Шерлок Холмс, и он - падший ангел, почти человек. А это значит, что я еще смогу ему помочь.

Я вижу как врачи, лекари в белоснежных одеждах, кладут человеческое тело моего брата на носилки, а потом слышу голос, наполненный такой болью, что кажется, будто я могу до неё дотронуться. Вот она: протяни руку, и агония захлестнет тебя, задавит.

- Нет, - кричит человек. - пустите, я его друг, его друг, нет, нет, нет...!

И я вдруг понимаю, что Шерлоку Холмсу повезло почти так же сильно, как повезло мне.

Человека зовут Джон Ватсон. И он не просто человек - его человек. Человек своего ангела

Я всё еще не могу привыкнуть к этому странному ощущению: когда сердце в человеческом теле начинается биться быстрее. «Ну зачем ты это делаешь? - думаю я. - Глупое, успокойся».

___




Когда я первый раз вижу человека, мне уже много миллиардов лет отроду. Мы с братьями стоим на вершине водопада и смотрим, как мужчина обрабатывает камень и разводит огонь. Поистине удивительное зрелище.

- Он не видит нас? - Спрашиваю я, - Я могу подойти ближе?

- Не видит, - властно отзывается Михаэль, - Но ты должен держаться на расстоянии. Они будут создавать и разрушать, убивать и истекать кровью. Но ты должен лишь наблюдать. Ты - безмолвный страж, Кастиэль. Все мы.

Я киваю. Тогда мне кажется, что это просто и очевидно. Как ещё, в самом деле, может быть? Я и представить себе не могу, как все изменится.

- И всё-таки женщины мне больше нравятся, - вдруг говорит Габриэль.

Жаль, что тогда я еще не умею смеяться.

Почти все мы поначалу влюблены в людей. Влюблены не как в себе равных, но как Властитель влюблён в красоту своих земель, Мастер в своё ремесло, Дракон в своё сокровище и Хищник в свою жертву. Лишь в глазах одного из нас уже загорается ревность, сжигающая любовь и порождающая ненависть. И через несколько сотен лет родится первый охотник на демонов.

Сейчас я думаю, что отчасти должен быть благодарен Люциферу, ведь спустился ли бы я иначе на землю? Спустился ли бы я в сам Ад за Человеком, если бы не его особенное предназначение, если бы не данный мне приказ?

И когда я понимаю, что нет, меня душит еще одно удивительное людское чувство, не доступное больше ни одной земной твари - ненависть к себе.
Я сижу рядом с Джоном Ватсоном в коридоре морга. Он плачет. Плачет без слёз, но душа его обливается кровью. Я чувствую это так сильно, что больше не могу ждать.

___

Замах химикатов, неестественная прохлада и режущие глаза своей яркостью лампы. Это место пропитано смертью. Трупы, кажется, только дополняют картину абсолютной чистоты, симметрии и идеальной белизны помещения.

У меня в руках сверток его одежды, а рядом лежит и он сам, укрытый клеёнчатой тканью. Он безжизнен и хладен, как всё здесь.

Я поднимаю руку, готовясь приложить два пальца к его лбу, и тут же резко опускаю. И что я собираюсь сказать?

Здравствуй, Селафэль?
Привет, Шерлок, я ангел, и я твой младший брат?
Добро пожаловать, я оживил тебя?

Дин бы надо мной от души посмеялся. Потом похлопал бы меня по плечу: «Кас, люди так не...»

С другой стороны, даже будь Шерлок человеком, к нему обычные правила применить было бы сложно. И Дин сказал бы: «Кас, дружище, ты слишком много думаешь».

Так что я просто делаю это, не задумываясь больше о том, что будет дальше. Я встречаю его душу и биение сердца словно старых друзей. Он шумно вдыхает - первый раз в своей новой жизни - и резко распахивает глаза. Я отворачиваюсь и отступаю на пару шагов к стене, чтобы не напугать его. Чтобы не напугать Шерлока, надо бы уже привыкнуть к этому имени.

Я слышу как Шерлок аккуратно встает, осматривает вещи, лежащие на столе, одевается и, стараясь не шуметь, прячет в рукаве скальпель. И я знаю, что сейчас он оглядывает помещение, быстро и внимательно, в своей обычной манере, подмечая каждую мелочь. Он придумает десятки способов бежать, рассматривает каждую версию.

- Не надо, - тихо произношу я, поворачиваясь к нему лицом, - Я здесь, чтобы помочь вам.

Первые пару секунд Шерлок рассматривает меня пристально и внимательно, с неким странным холодным любопытством. Потом на его лице мелькает растерянность, быстро сменяющаяся раздражением. Через несколько мгновений это уже тихое бешенство.

- Не пытайтесь понять кто я. Не хочу у вас выбивать из под ног почву.

Он, кажется, мои слова игнорирует:

- Я был мёртв много часов, это невозможно.

Почти десять, - отвечаю я, не успев подумать.

Шерлок закрывает лицо руками:

- Вы ангел.

__

- Я ничего не хочу о вас знать. Я хочу, чтобы вы ушли.

Мы сидим в ближайшем к больнице парке: здесь, при свете луны, по холодным ветряным аллеям всё еще гуляют люди. Я разрываюсь между желанием рассмотреть крапинки в глазах Шерлока и желанием лишний раз взглянуть на небо. Сегодня удивительное расположение звезд.

- Я уйду, - отчего-то из этих вдруг вариантов я выбираю третий — носки своих ботинок, - но скажите сначала, как вы узнали, что я ангел?

- Прозвучало бы лучше,спроси вы откуда я вообще знаю об ангелах, - последнее слово он почти выплевывает.

- Да, растерянно отзываюсь я, - конечно.

Шерлок снова принимается изучающе меня разглядывать:

- Вы американец, - упорствует он, - Глубоко религиозный, честный, но слишком доверчивый, когда-то были женаты, но сбежали, вероятно потеряв много денег. Очевидно это были не карты, скорее всего не наркотики. Может быть вас подставили?

- Я ангел, - тихо проговариваю я и тут же жалю об этом: прозвучало так, будто я пытаюсь переубедить ребенка-безумца.

Но выражение лица моего собеседника тут же становится прежним и, резко откинувшись на спинку скамейки, он, слово в ступоре, произносит:

- Хорошо. Ангел.

И он рассказывает меня как это началось, как голоса в голове становились все громче и настойчивее. Как он был слишком гордым ребенком, чтобы сказать кому-то, и как только его выдающийся ум и бесконечные тренировки внимания и памяти помогали бороться с непрерывной головной болью. Когда Шерлоку было двадцать, он думал, что почти справился, но тут сбои ангельского радио усилились. От галлюцинаций и каленого железа в голове нашлось другое лекарство — наркотики.

Он рассказывает мне, как годы жизни выпали из памяти, как сознание бисером рассыпалось по полу. А потом как он научился собирать его по крупицам, замечать и делать выводы. Научился ограждать и выкидывать лишнее. И голоса ангелов замолкли навсегда.

Тогда я начинаю понимать, почему он не хочет меня даже видеть, почему столько презрения вкладывает в слово «ангел». Сверхъестественного ему хватило на всю его человеческую жизнь. Здесь, он — король своего разума. Я оставлю его королевство нетронутым.


__

- Я оставлю вас в покое, - наконец киваю я, - Только обещайте мне кое-что. Обещайте мне, что вернетесь к Джону Ватсону.

- Не могу, - резко отвечает Шерлок, - Не знаю, за кого вы меня принимаете, но, кажется, вы понятия не имеете, чем это чревато.

О нет, Шерлок, я знаю все о твоих врагах, знаю все о твоих демонах.

- Я понимаю больше, чем вы думаете. Но рано или поздно вы справитесь со всеми преградами.

Он презрительно фыркает:

- Это было пророчество?

К пророчествам Селафэль всегда относился особенно презрительно. Все потому, что как-то раз пророк, к которому его однажды приставили, по пьяни сжег целую оливковую рощу. И себя заодно.

- Нет, нет. Вам же не нужно, чтобы в вас верили. Это логика. Статистика и теория вероятности, если хотите. В конечном счете, вы всегда справляетесь.

Он закрывает лицо руками:

- Не всегда.

- Почти. Давайте сделаем так, - добавил я, немного подумав, - Я дам вам год. Через год вы вернетесь. Обещаете?

«Если он не успеет, я вмешаюсь и помогу ему с его врагами,» - думаю я. Я разрушу его гордость и правильный порядок вещей, но не сердце Джона Ватсона.

- Обещаю, - отвечает Шерлок, поднимается со скамейки и собирается уйти.

Вдруг он останавливается и вновь поворачивается ко мне:

- Почему вас так волнует это?

Я невольно наклоняю голову на бок и улыбаюсь. Улыбаться — этому меня тоже научил Дин.

- Потому, что я знаю какого это — пасть ради человека.

И потому что мой человек уже год молится мне каждое утро и каждый вечер, хочу добавить я. Потому, что Джон Ватсон будет молиться.

- Вы прыгали с крыши, - уточняет Шерлок.

Да. Нет. Немного выше.

- Я только встал спиной к краю. Но ветер был слишком сильный.

Шерлок кивает. Он говорит «прощайте», и это звучит одновременно как «спасибо» и «я постараюсь забыть». Мне хочется ответить «до встречи», но я, конечно же, молчу.

Его силуэт растворяется в тумане.

___

Когда люди смотрят на ночное небо, они видят не звезды - лишь их старые фотографии. Я же вижу их путь от рождения до смерти. Я вижу их былое великолепие, их будущее сияние — со ними все до безобразия легко - звезды не принимают решений, не жертвуют собой и не вершат чужие судьбы. Для них нет прошлого и настоящего, только начало и конец, а между ними — вечность. Газ и пыль не чувствуют времени. И я не должен. Но от чего-то чувствую, и это весьма болезненно.

Я знаю, как устроен мир. Я знаю, что все мы — марионетки. И я отличаюсь только тем, что вижу нити, за которые привязан. Когда-то я думал, что их невозможно разорвать. Когда-то я думал, что Отец сдвигает их, что медленно и осторожно, всегда верно он определяет положения своих кукол.

Но потом я спустился на Землю и понял, что Бог давно не касался её поверхности.

Теперь я знаю, что мир — театр без кукловода, часы без часовщика, огонь, оставленный без присмотра. Не Бог убивает детей. Но не он же и заставляет людей любить и жертвовать. Я видел чудо, к которому никогда не смогу привыкнуть. Я видел как зарождается жизнь, как она вплетается в ткань мироздания, необыкновенным сиянием освобождая себе путь. И я видел, как сила человеческих душ рвет без труда те нити, что мне казались бесконечно прочными. Эта сила могла бы изменить и будущее далеких звезд.

Теперь я привязан к Земле. Теперь я привязан к нему. Теперь я чувствую время, и это — триста шестьдесят пятый день.

«Кастиэль. Слышишь, Кас?»

Всегда слышу.

Он живет с красивой женщиной, доброй, заботливой и милой. Она заслуживала бы его любви. Ему и самому стыдно за то, что он не любит.

«Чертов, мать твою, год, Кас. Целый год, знаешь?»

Конечно знаю. Я так хочу его видеть, что не выдерживаю и возвращаюсь.

Он не видит меня. Он стоит на коленях и молится:

- Кас. Кас, пожалуйста. Просто.. вернись. Вернись ко мне.

Мне хочется поправить выбившуюся прядку у него на лбу. Смахнуть ту пылинку на шее. Стереть выражение отчаянья с его лица.

Мне страшно, но теперь я рву все нити разом:

- Дин, здравствуй.

Я никогда не забуду его глаза в тот момент.

Джон Ватсон через год будет смотреть на своего ангела так же. Я знаю, что Шерлок выполнит обещание.